Леша приехал в Нижний Тагил в 1964 году после окончания Суриковского института. Столичная идейная и художественная жизнь периода «оттепели» рождала надежду на возможность социализма как свободного и человечного общества. В творчестве же — стимулировала освобождение от догматов сталинского «соц.реализма». Сам художник говорил, что во время учебы пропадал в Пушкинском музее в залах живописи ХХ века. С этим «запалом» он и приехал на Урал, в Нижний Тагил. Он был молод, полон творческого энтузиазма. Женился по любви на официантке ресторана «Северный Урал» — очень симпатичной пухленькой блондинке. Лида, его жена, стала верной подругой, верящей в его большое будущее как художника, чем поддерживала Лешу в трудные времена, которые ему еще предстояли.
В 1968-м [когда мы познакомились] это был сорокалетний красавец: стройный, с чёрной смоляной шевелюрой, мефистофельской бородкой, на голове берет — короче, являл собой образ художественной богемы. Что явно выделяло его на фоне стандартизированной внешности жителей промышленного Нижнего Тагила. Так же выделялась и его живописная серия пейзажей «Конжаковский камень», которую мы увидели на городской выставке в Музее изобразительных искусств. На фоне добротных реалистических картин его экспрессивные и в цветовом, и в пластическом решении, по сути, полуабстрактные работы впечатляли. Мы с женой были молоды, активны и, поражённые работами художника, напросились в его мастерскую, которая располагалась в каком-то полуразрушенном здании неподалёку от музея… По нашей наивности мы, помня советы Гертруды Стайн молодому Хемингуэю, что надо покупать картины у молодых и непризнанных художников, спросили его: «Можно ли купить одну из ваших работ?» При том что в кармане были, по сути, гроши. Лёша согласился. Так началась наша дружба".