Родители Дины Григорьевны Тимофеевой – технические специалисты, получили комнату в трехкомнатной квартире на Ленина, 52. Четырнадцать квадратных метров на пятерых, включая бабушку, родители и двое дочерей.
Дина Григорьевна вместе с сестрой провели все детство в доме-гребенке и поделилась своими воспоминаниями о быте, играх в коридорах, походах на прививку и войне в интервью Алене Потаповой.
Дина Григорьевна вместе с сестрой провели все детство в доме-гребенке и поделилась своими воспоминаниями о быте, играх в коридорах, походах на прививку и войне в интервью Алене Потаповой.
Родители
Папа Козлов Григорий Виссарионович – старший научный сотрудник института Уралмеханобр. Он был большой специалист по обогащению руд цветных металлов. Занимался научной работой. Ученой степени у него не было, но доктора и кандидаты наук на его похоронах называли папу своим учителем. У него был персональный оклад от министра цветных металлов Советского Союза.
Мама работала в УФАНе [Уральский филиал академии наук]химиком-лаборантом в институте цветных металлов.
Познакомились они в Унипромеди, кажется, и в 35-м году поженились. Папе дали комнату в трехкомнатной квартире на Ленина, 52 в корпусе 1А, квартира 260. На пятом этаже. Там мы и жили. Я уже в 36-м родилась, а потом и сестра моя, в 38-м.
Мама работала в УФАНе [Уральский филиал академии наук]химиком-лаборантом в институте цветных металлов.
Познакомились они в Унипромеди, кажется, и в 35-м году поженились. Папе дали комнату в трехкомнатной квартире на Ленина, 52 в корпусе 1А, квартира 260. На пятом этаже. Там мы и жили. Я уже в 36-м родилась, а потом и сестра моя, в 38-м.
Северный торец
Южный торец
Коммунальные квартиры
Из коридора заходишь в двухэтажную квартиру. На первом этаже – комната и кухня. Общая кухня для всех трех комнат, а на втором этаже – две комнаты – 9 и 18 метров, и туалет. Когда строили, очевидно, было рассчитано на семью, но обычно жило по две-три семьи.
Наша комната – четырнадцать квадратных метров – располагалась на первом этаже. Жили впятером: мама, папа, бабушка и мы, две сестры. В комнате – кровать родителей, кровать бабушки, шкаф и стол у окна. Мы с сестрой спали на одной кроватке. Попеременно. Одна – на кроватке, а другая – на стульях. Придвигали стулья, и на эти стулья клали матрасик.
На этаже было 13 квартир, и в каждой – по три-четыре ребенка, потому что семья живет не в квартире, а в комнатах. У всех минимум два ребенка. В нашей квартире детей было пятеро.
Наша комната – четырнадцать квадратных метров – располагалась на первом этаже. Жили впятером: мама, папа, бабушка и мы, две сестры. В комнате – кровать родителей, кровать бабушки, шкаф и стол у окна. Мы с сестрой спали на одной кроватке. Попеременно. Одна – на кроватке, а другая – на стульях. Придвигали стулья, и на эти стулья клали матрасик.
На этаже было 13 квартир, и в каждой – по три-четыре ребенка, потому что семья живет не в квартире, а в комнатах. У всех минимум два ребенка. В нашей квартире детей было пятеро.
Стандартная лестница в двухэтажных квартирах на Ленина, 52
Наверное, в 49-м или 50-м году папе дали две комнаты в трехкомнатной квартире уже в 4А корпусе, тоже пятый-шестой этаж. У меня все детство прошло под небесами. Сначала пятый этаж, потом шестой.
Коридоры
Мы носились по своему коридору, еще и с другого этажа приходили дети. И мы по-разному играли. Если в больницу, то я всегда была врачом. Если в магазин, то я продавец. А еще я из бумаги, из газет шила коляски. Сама придумывала, потому что у всех же куклы, у всех игрушки.
На втором этаже были две комнаты. В одной жил мальчик с мамой, эвакуированный из Ленинграда, а в другой – брат и сестра. Мы с ними дружили.
На втором этаже были две комнаты. В одной жил мальчик с мамой, эвакуированный из Ленинграда, а в другой – брат и сестра. Мы с ними дружили.
Угольные горки
Зимой мы катались с горки. У нас между первым и вторым корпусом был навален уголь, потому что котельная своя была. Горы каменного угля!
Литерные корпуса
На Бажова было двухэтажное здание, в котором в моем детстве был детский сад. Я в него не ходила, потому что раз у нас была бабушка, нам не полагался детский садик. Потом ликвидировали эти детские сады где-то, по-моему, после войны. Еще в годы войны, я помню, детский сад был. А после войны там был создан стационар 12-й городской больницы. Точно знаю, что там было терапевтическое отделение. Помню, что там был потом и неврологический стационар.
Вид с востока на корпус, выходящий на Бажова. Здесь первоначально находился детский сад
В том конце, который сейчас на Бажова, рядом с четвертым корпусом, была детская поликлиника. Вход в нее был отдельный. Стены были расписаны масляной краской – очень интересные из детских сказок нарисованы картины.
Самое раннее помню, на прививки ходили. Дошкольного возраста я была. Сидела и ждала, когда вызовут. А все ревут сидят. Спрашивают: «Кто пойдет первый?». Я поднимаю руку. Дрожу. Боюсь. Но вот как иначе? Во-первых, я старшая сестра. Да и стыд и срам, признаваться, что ты боишься. Хотя боялась ужасно! Вся дрожу, но ни за что не признаюсь, что я боюсь. Никто из мальчишек не идет. Я пойду первая. Храбрая была девочка.
Самое раннее помню, на прививки ходили. Дошкольного возраста я была. Сидела и ждала, когда вызовут. А все ревут сидят. Спрашивают: «Кто пойдет первый?». Я поднимаю руку. Дрожу. Боюсь. Но вот как иначе? Во-первых, я старшая сестра. Да и стыд и срам, признаваться, что ты боишься. Хотя боялась ужасно! Вся дрожу, но ни за что не признаюсь, что я боюсь. Никто из мальчишек не идет. Я пойду первая. Храбрая была девочка.
Война
Помню первый день войны. Я была в желтеньком платьице, на нем были нарисованы бабочки и стрекозки. Цветные. Мы вернулись из Верхней Пышмы, и сидит у приемника моя тетя, плачет. Объявлена война. Я помню этот приемник. У него сбоку дверца была. Я думаю: «Ну, кто же это объявляет эту войну? Что это за человечек такой? Я все равно его увижу». Я вот подкралась и открыла дверцу. Кроме лампочки, никого нет. Никакого человечка нет, а голос раздается. Мне было четыре с половиной года, и я помню, что была поражена. Не помню лица ни мамы, ни папы – никого. Только тетю Валю и то, что мне хочется узнать, кто же про войну объявил.
В начале сороковых у нас уже было затемнение – окна обклеены. Но мы из них могли наблюдать съемки «Сильвы» [первый художественный фильм Свердловской киностудии] – прямо во дворе декорации были выстроены
В начале сороковых у нас уже было затемнение – окна обклеены. Но мы из них могли наблюдать съемки «Сильвы» [первый художественный фильм Свердловской киностудии] – прямо во дворе декорации были выстроены